Часовня-усыпальница Поляковых 1910г.

    После новых перепродаж, носивших явно спекулятивный характер, в 1848 г. село Губайлово с оставшимися крестьянами и бездействующая фабрика соединились в руках отставного чиновника А. К. Галлера. Но и он не сумел наладить хозяйство. После его смерти в 1859 г. Губайлово было продано за долги с публичного торга. Штабс-капитан Константин Сергеевич Орлов приобрел село «с находящимися в нем двумя господскими каменными домами, двумя каменными флигелями, оранжереею, теплицею, скотным и конным дворами, садом и другими показанными в описи строениями, за исключением из продажи состоящей в имении фабрики».Исключенная из продажи К. С. Орлову фабрика формально принадлежала А. К. Галлеру, а затем его наследникам. Но фактически там уже с 1854 г. был новый хозяин, московский купец Н. Я. Поляков. Одолжив деньги Галлеру, он устроил в помещениях фабрики ткацкое заведение, не подавая о нем официальных сведений. В 1856 г. Поляковы основали небольшое красильное заведение, которым руководил наемный мастер К. И. Миттельштедт. «Подпольное» производство приобретало все больший размах. С 1861 г. К- И. Миттельштедт стал арендовать красильное заведение и повел самостоятельное хозяйство. И только тогда, когда назрела необходимость нового строительства, Полякову пришлось раскрыть ка­ты. 19 октября 1868_г была оформленна купчая, по которой «писчебумажная фабрика с землей при селе Знаменском три десятины за 6589 рублей с публичного торга за долг Александра Галлёра (через 9 лет после его смерти) перешла к Полякову Николаю Яковлечу. К делу тут же присоединились его брат Александр и другие члены семейства Поляковых. Проводятся новые работы по строительству и реорганизации фабрики, и уже в 1871 г. она впервые упоминается в «Атласе промышленных заведений Московской губернии» как предприятие, на котором работало 450 человек. Если в старом корпусе, который рабочие называли Николаевским по имени его первого владельца, преобладали ручные ткацкие станки, то в построенном его братом новом Александровском корпусе их сменили механические. В 1880 г. Н. Я. Поляков основал ткацкую фабрику в Ново-Никольском. Вскоре А. Я. Поляков стал полным хозяином фабрики в Баньках, получившей название Знаменской мануфактуры по расположению близ села Знаменского-Губайлова, а после банкротства Николая он прибрал к рукам и Ново-Ни­кольскую фабрику. В 1884 г. Поляковы приобрели еще одну фабрику в Щелкове, а в конце 1880-х гг. объединили свои предприятия в Товарищество Знаменской мануфак­туры. В начале XX в. капиталы этого объединения со ставляли от 3 до 4 млн рублей, а ежегодные прибыли — до 200 тыс. рублей. Во главе объединения стоял А. Я. Поляков, а директорами фабрик он назначил своих сыно­вей: Александра в Ново-Никольском, Якова — в Баньках, Константина — в Щелкове.
Быстро богател и К- И. Миттельштедт. В 1872 г. он выкупил у Поляковых за 20 тыс. рублей красильное за­ведение, расширил и переоборудовал его, доведя число рабочих до 450 человек, а впоследствии объединился с крупным московским предприятием в Товарищество Московской красильни, оставив за собой должность дирек­тора фабрики в Баньках.
Так в 50—70 гг. в двух верстах от села Губайлова вырос фабричный поселок Баньки, насчитывавший в начале XX в. более 1200 жителей. Первое подробное описание его дал известный врач-гигиенист Ф. Ф. Эрисман в «Сборнике статистических сведений по Московской губернии».
В конце октября 1880 г. Ф. Ф. Эрисман посетил и обследовал фабрику Полякова. На фабрике работало око­ло 500 рабочих, которые обслуживали 75 ручных станков, оставшихся от прежнего ткацкого заведения, 350 новых «механических» станков, несколько мотальных и сновальных машин. Рабочий день продолжался с 5 часов 30 минут утра до 8 часов вечера с получасовым переры­вом на завтрак и часовым перерывом на обед. Цехи были сплошь уставлены станками, между которыми оставались проходы не более поларшина, и только в механическом цехе имелся главный проход шириной аршин с четвертью. Было пыльно, вентиляция осуществлялась только че­рез форточки, имевшиеся в нескольких окнах в каждом из цехов.
Часть рабочих вербовалась из жителей соседних сел и деревень, но подавляющее большинство составляли выходцы из отдаленных мест, особенно из Смоленской и Калужской губерний. Почти четвертую часть всех рабо­чих составляли дети и подростки. Заработная плата тка­ча была от 10 до 16 рублей, а женщины и подростки зарабатывали от 6 до 9 рублей в месяц. Расчет зарплаты проводился лишь 4—5 раз в году, к праздникам, и редко кому удавалось получить полностью заработанные день­ги. За любое нарушение записывались штрафы, а за про­гул вычиталось от 75 копеек до 1 рубля — сумма, равная двух-трехдневному заработку.
Фабричные постройки находились в болотистой котловине, окруженной лесистыми склонами, у самого бере­га пруда, образованного на речке Баньке. Рядом, на склоне холма, были построены кирпичные казармы для рабочих. Одна казарма называлась семейной. Ее первый этаж занимала кухня, а на втором и третьем этажах по обе стороны узкого коридора были отделены дощатыми перегородками коморки размером 3,5X4 метра, в каж­дой из которых жило по две семьи. В другой казарме на втором этаже помещалась общая спальня для мужчин, на третьем — для женщин. Все убранство спальных по­мещений составляли сплошные деревянные нары и меш­ки с соломой вместо матрацев.
Даже в те часы, когда люди были свободны от работы, они оставались зависимыми от хозяина. Для рабочих, проживавших в казарме, были вывешены подписанные хозяином

«Правила»:
«1. Соблюдать чистоту и опрятность.
2. Помои и сор выносить в помойную яму.
3. Драки и безобразия не дозволяются.
4. Игры и все вообще запрещается.
5. Вход мужчинам в женские отделения не дозволяется.
6. Игры на гармониях и петь песни за прещается
7. После 10 часов вечера в корпусе чтоб было тихо. :
8. Посторонним лицам вход воспрещается.
9. Самовары ставить к согреванию вос­прещается
10. Каждый рабочий по расчете обязан немедленно выбраться из корпуса.
За неисполнение вышеописанного по донесению кори­дорных виновные штрафуются в первый раз 1 рубль серебром, во второй раз рассчитываются». В летнее время многие рабочие, не желая оставаться в душных и сырых казармах, переселялись в сколоченные из досок балаганы, которые они соорудили позади спальных корпусов.

Еще хуже было положение рабочих на красильной фабрике Миттельштедта. Здесь рабочий день начинался в 4 часа утра и заканчивался в 8 часов вечера, фабрич­ные помещения были темные и сырые, пропитанные испарениями из красильных чанов, в жилых помещениях имелись только общие спальни, а из 224 осмотренных Ф. Ф. Эрисманом рабочих 83 были дети и подростки от о до 18 лет.
Местность рядом с фабричным поселком была без­людная. Продовольствие приходилось покупать в долг в лавке, принадлежащей родственнику хозяина. Большин­ство рабочих питались артелью, затрачивая на «харчи» 5—6 рублей в месяц. Остальные, особенно холостые, чаще всего перебивались всухомятку и получали прозвище «кусочников».
Тяжелый изнурительный труд, плохое питание, недостаток одежды и обуви (многие рабочие во время осмот­ра в осеннее время работали босиком) приводили к ча­стым заболеваниям. Забота фабрикантов ограничилась организацией при фабрике Полякова больницы на четы­ре койки, которая занимала одну комнату размерами 3,5X4 метра. Но врач появлялся в больнице пять-шесть раз в году, а единственный фельдшер, как отмечает Ф. Ф. Эрисман, лишь составлял фиктивные отчеты, в ко­торых выводил произвольные цифры. Во время осмотра здесь находилось четверо больных: трое с чахоткой и один с ожогом лица и рук, полученным в паровой. Но в обычное время больница пустовала, так как «легкие» больные не освобождались от работы, а «тяжелые» от­правлялись домой и только в редких случаях препровож­дались на лечение в Москву.
Во время обследования фабрик Ф. Ф. Эрисман осмот­рел и опросил более 600 рабочих в поселке Баньки. По­давляющее большинство из них было неграмотно. Из 424 мужчин только 129 имели одноклассное образование и 20 — «полклассное», а из 185 женщин такое же образо­вание имели лишь 9 человек.
Предметом особой заботы фабрикантов была церковь. А. Я. Поляков построил церковь в селе Черневе, восстановил и расширил Знаменскую церковь в Губайлове. Рассказывали, что он сам был церковным старостой, а в праздничные дни нес кружку для церковных сборов, и рабочим приходилось выкладывать свои гроши под требовательным взглядом хозяина.
В 1882 г. при фабрике Полякова была открыта начальная школа. Впоследствии школа стала четырехклас­сной. В 1906 г. в ней училось более 80 детей. Учителями были священник Губайловской церкви Успенский и дво­рянин Розанов. «Они как бы с особенным наслаждением издевались и мучили ребят,— говорится в воспоминаниях рабочих Н. И. Лесина и Я. М. Ефремова,— и из маленьких живых ребятишек вырастали забитые, пришиблен­ные школой люди с головами, набитыми часословами, псалтырью и житиями святых и «добрых» царей».
Позже назначенный директором фабрики Яков Поляков построил для себя двухэтажный особняк в стороне от поселка, на высоком холме между речкой Банькой и ее притоком. Окруженная лесами и живописными поляна­ми, дача получила название Лисьи горы по имени одного из близлежащих оврагов. Здесь весной и летом 1899 г. гостил известный поэт-символист К- Д. Бальмонт, возвратйвшийся в Россию после двухлетнего пребывания в ряде европейских стран. Обилие впечатлений и знакомство с достижениями европейской литературы не заглушили в нем тоску по Родине. «Я себя чувствую на подмостках, среди декораций,— писал он.— А там — вдали — моя родная печальная красота, за которую десяти Италии не возьму».
Неудивительно, что приезд в Лисьи горы очаровал поэта красотой и свежестью русской природы, пробудил необычные чувства, воплотившиеся в прекрасных стихах:

Запах солнца? Что за вздор?
Нет, не вздор.
В солнце звуки и мечты.
Ароматы и цветы
Все сплелись в согласный хор,
Все слились в один узор.
Солнце пахнет травами,
Свежими купавами,
Пробужденною весной
И смолистою сосной,
Иежно-белоткаными
Ландышами пьяными,
Что победно расцвели
В остром запахе земли.
Солнце светит звонами,
Листьями зелеными,
Дышит вешним пеньем птиц,
Дышит смехом юных лиц.

Десять лет спустя К. Д. Бальмонт с глубокой нежностью вспоминал об этих впечатлениях: «...Я радовался каждому цветку, каждой малой былинке, вон тем полевым ромашкам на взгорье, нежным, еще клейким листочкам тонких берез, болотному растеньицу, глядящемуся в зеркальце речонки, змеевидным тропинкам леса-парка и этой заброшенной беседке, вознесенной над зеленым яром. Рыжие муравьи бегали по дорожкам — Солнце и их пьянило, не только меня. Малые птицы со свистом пе­релетали с дерева на дерево. Дружная большая семья была в неустанном празднестве жизни. Радость быть в гостях и быть дома. Внимательные души. Внимательные глаза. Детские крики и девический смех. И там были ка­чели. И были чарования Луны».
Бальмонта и Я. А. Полякова роднила женитьба на сестрах из купеческой семьи Андреевых. Второе поколе­ние Поляковых отличалось от старших образованностью и более широким кругом интересов. Яков участвовал в археологических исследованиях, его брат Александр при Ново-Никольской фабрике устроил клуб, где давались самодеятельные рабочие спектакли; Сергей Поляков, получивший университетское образование математика, был страстно увлечен поэзией символистов. Гостями К. Д. Бальмонта в Баньках были В. Я. Брюсов и литов­ский поэт Ю. Балтрушайтис, их литературные беседы и споры затягивались порой до раннего утра. Здесь К. Д. Бальмонтом были написаны многие стихотворения, вошедшие в книгу «Горящие здания». Эта книга стала вершиной его поэтического творчества, отразив новые черты в настроении поэта, переход от «печали, угнетения и сумерек» к «свету, огню, победительному солнцу». Вероятно, наблюдениями фабричного быта в Баньках было навеяно стихотворение «Кузнец», проникнутое уважением к труду рабочего:
Я хочу быть кузнецом,
Я, работая, пою.
С запылившимся лицом
Я смотрю на жизнь мою.
Здесь, у дыма и огня,
Много слов я создаю.
В этом радость для меня,
Я — пою!
Встречи с К. Д. Бальмонтом и В. Я. Брюсовым сыграли важную роль в дальнейшей судьбе Сергея Полякова. Располагая значительными средствами, он вскоре открыл издательство «Скорпион», в котором печаталось боль­шинство произведений русских символистов, а затем вместе с В. Я. Брюсовым организовал литературный жур­нал «Весы». Брюсов неоднократно бывал у него в усадьбе Знаменское-Губайлово, а также у его братьев — Кон­стантина в Щелкове и Александра в Ново-Никольском. О последнем сохранилась запись в дневнике поэта за январь 1900 г.: «Вечер 1-го пришлось провести на фабрике у А. А., где давали спектакль, после которого был бал, деревенско-купеческий, достаточно дорогой. Но все это искупали две вещи: во-первых, зимний лес, что я ви­дел едва ли не впервые; зимний лес и блуждание в нем на лыжах. А во-вторых, драма «Царь Максимилиан», ко­торую разыграли фабричные». Осенью 1914 г. В. Я. Брю­сов был в Опалихе, где написал известное стихотворение «Сухие листья».