В сороковые годы, после войны, дом №141 (ул.Советская, 2) уже не был «образцовым», как прежде. Война внесла свои изменения. Одни из числа первых жителей не вернулись с фронта, другие с заводом №69 находились в эвакуации. Пустующие квартиры заняли люди, приехавшие работать на созданный в 1942 году КМЗ из других мест.




Дом №141. Начало 40-х годов.


В 1946 году наша семья вернулась домой из Новосибирска, где находилась в эвакуации. Поселились мы в этом доме в комнате у сестер матери - Клавдии и Лидии Сокрутиных, которые раньше нас возвратились в Красногорск.
Нашими соседями по квартире была семья Трофилькиных, о которой сохранились самые добрые воспоминания. Доброжелательные и отзывчивые люди.


Глава семьи Егор Яковлевич работал шофером в пожарной части завода, его жена Мария Дмитриевна вела хозяйство и воспитывала детей. Старшей Анастасии было тогда лет пятнадцать, братья - Слава и  Юрий - немного моложе. На меня тогда произвела впечатление их библиотека и то, что дети и отец много читали. Больше других проводил время с книгами Вячеслав, наверно, из-за этого он рано начал носить очки. Ребята считали его ходячей энциклопедией. Пользовался их книгами и я. Настя после окончания Московского института народного хозяйства пришла на завод и работала до ухода на пенсию. Позже на КМЗ пришел и младший брат Юрий. Вячеслав, окончив МИИГАиК, трудился в Красногорском СМУ.


Наша квартира №8 находилась в первом подъезде на третьем этаже. Слева, в квартире №7, сначала жила семья Хромовых, а затем там жили Буравины. Иван Николаевич был начальником отдела завода, его жена Зинаида Дмитриевна работала в отделе кадров. Этажом ниже жили семьи Севастьяновых, Скворцовых и Мухановых.


На первом этаже в квартире N 3 жила семья Шавровых. Эти люди были известны в городе. Николай Васильевич, хирург Красногорской больницы, одно время был ее главным врачом. В 1939 году он участвовал в войне с Финляндией и был награжден орденом Красной Звезды. В Великую Отечественную, в 1942-м, был ранен под Вязьмой. Его жена Ираида Ивановна Вишневская тоже была хирургом, кандидатом наук. До 1948 года она работала в Красногорске исполняющей обязанности главного врача и одновременно была заведующей родильным отделением, потом директором поликлиники (тогда так называлась должность), заведующей райздравотделом. Затем ее перевели в Министерство здравоохранения РСФСР, где она была главным инспектором, начальником отдела городских больниц и поликлиник. Двое их детей не пошли по стопам родителей. Сын Юрий окончил Ленинградский судостроительный институт. Дочь Татьяну хорошо помнят на заводе. После юридического факультета МГУ она всю жизнь проработала на КМЗ и ушла на пенсию в 1987 году с должности заместителя начальника юридического отдела.


Во втором подъезде были трехкомнатные коммуналки, в которых жили Никитины, Суренковы, Лялины, Поветкины, Масленниковы, Хохловы, Ло-буревы, Смирновы, Винниковы и Румянцевы.


О последней, типичной заводской семье тех лет, расскажу подробнее. Иван Яковлевич Румянцев до 1941 года работал полировщиком оптического цеха. Воевал. После Победы вернулся в Красногорск, пришел на завод, теперь уже КМЗ, и стал слесарем-сборщиком в цехе №13. Его жена Анастасия Герасимовна была центровщицей оптического цеха. Трое их детей тоже прошли заводскую школу. Старшая дочь Тамара стала трудиться вместе с матерью в оптическом цехе, а затем перешла в цех №28, где работала до пенсии. Сын Борис окончил техникум и некоторое время работал на КМЗ. Младшая дочь Татьяна после окончания вуза тоже пришла на завод и работала программистов.


В других подъездах жили Бодровы, Богдановы, Гавриковы, Кудиновы, Моисеевы, Муравский, Нефедовы, Плотниковы, Самохины. Жил в доме и один из руководителей города Н.Г.Барышев, секретарь горкома партии, комиссар партизанского отряда, сформированного в городе в начале войны.


Вообще, все эти семьи заслуживают подробного рассказа. Многие из них неразрывно связаны с Красногорском, как и сам дом №141, где они жили.


В коммуналках жили тесно, в каждой комнате по семье. В нашей квартире в двух комнатах проживало десять человек, из них шестеро взрослых.


Туалет один и умывальник на кухне тоже один. Процесс утреннего умывания был отработан до автоматизма. Если кто-то замешкался, то вызывал справедливое возмущение. В те времена никому нельзя было опаздывать -  ни на работу, ни в школу школу.


После войны дом оказался на бойком месте. Рядом с ним появился рынок, привлекал людей и продуктовый коммерческий магазин «Гастроном». В подвальном помещении одного из подъездов открыли хлебный отдел.


Пешеходные дороги на завод из Губайлова, Брусчатого посёлка и Чернева проходили мимо нашего дома. Стало многолюдно, и небольшой скверик за домом превратился в проходной и хозяйственный двор.


1945-1948 годы - время массового возвращения красногорцев после демобилизации из армии и эвакуации. Довоенное жилье было занято, о его возвращении прежним хозяевам не могло быть и речи. А свою мебель разрешалось искать. Для этого выдавалась специальная справка. Многим удавалось найти часть своих вещей. Мои родители смогли отыскать только четыре стула. В начале 50-х отец случайно увидел в одном частном доме ещё кое-что из наших вещей, но время ушло.


В городе тогда было спокойно. Входные двери коммунальных квартир днем, как правило, не запирались. Люди спокойно ходили ночью по городу, а летом, в жаркую погоду, спали у дома, в сквере.


Был только один круглосуточный пост милиции на автобусной остановке у стадиона. Там же находился и телефон-автомат, по-моему, единственный в городе. Квартирных телефонов было крайне мало. Поэтому, если что случалось, бежали звонить на милицейский пост.


Дом был трехэтажным, только над Гастрономом было четыре этажа. В начале 50-х надстроили четвертый этаж по всему зданию. В эти же годы рынок перевели в другое место, демонтировали домовую котельную, которая находилась в подвале между четвертым и пятым подъездами. Тепло обеспечивалось теперь котельной завода. Двор за домом благоустроили, и он снова стал сквером.


Зимой в доме было тепло, артезианская вода текла из крана. Эту кристальную и вкусную воду пили не опасаясь. А вот свет включали по графику, и керосиновые лампы жильцы держали на всякий случай.


У нас в доме было две дворовых компании. Они состояли из мальчишек не только нашего двора, но и соседних. В них были свои неписаные законы. В наше компанию входили ребята из первых двух подъездов, что у пекарни, и трех деревянных домов напротив (на их месте теперь торговый ряд).




Двор дома №141. 1950 г.
Справа налево:
нижний ряд - В.Муханов, В.Шибряев, Л.Веселовский, Е.Сергеев;
верхний ряд - Ю.Масленников, Б.Молодов. 


Мальчишки из нашего дома: Володя Муханов, Слава и Юра Трофилькины, Коля Севостьянов, Володя Поветкин, Юра Масленников, Толя Хохлов, Эрик Винников, Толя Лобурев. А из деревянных домов - Юрий Воронин, Витя и Боря Шалопановы, Витя Кузнецов, Володя и Олег Шибряевы, Женя Сергеев, Семен Дадышев, Толя Семакин и Володя Титов. Последний по возрасту был немного старше и стал вожаком. У всех были клички, которые не рискую называть.


Двор нашего дома был ограничен рыночным рядом с одной стороны и булыжной дорогой у пекарни - с другой. Во дворе котельная и горка угля круглый год. Для сушки белья были постоянно натянуты веревки. Случались и кражи. Несколько скамеечек чаще всего занимали посетители рынка, а не жители дома. Ящики, бочки и другая тара у «черного» входа в «Гастроном». Конные повозки-фургоны у пекарни, рынка и магазина. Для перевозки хлеба и других товаров в конце 40-х ещё использовался гужевой транспорт.


Воспоминания послевоенного детства связаны с постоянным чувством голода. С ним невозможно было бороться. В школе нам давали дополнительную пайку хлеба, иногда ещё и мармелад или карамель «подушечки». Но есть хотелось всё время. Мы с ребятами постоянно жевали жмых -прессованные отходы маслобойного производства, комбикорм для скота.


Наиболее распространенным и тяжелым для желудка был хлопковый светло-коричневый жмых. Качественным считался подсолнечный черно-серого цвета, но его было мало. Добывали мы этот «продукт» на станции Павши-но, где его разгружали военнопленные немцы. Во многих семьях варили суп из лебеды, щи из крапивы и свекольной ботвы.


Из очисток картофеля делали драники - оладьи, которые жарили на олифе (и даже на машинном масле). В то время она производилось на основе растительных жиров. Из сахарной свеклы варили повидло, которое называлось «помазухой».


Перед праздниками в магазинах давали муку. Очередь занимали с вечера. На руке писали номер, помню на своей ладони трехзначную цифру. Целый день стояли в очереди, зато на следующий день в школу разрешалось не ходить.


После отмены карточек в 1947 году люди ошалели от изобилия продуктов, в основном в коммерческих магазинах, и трофейных промтоваров. Но продолжали вести полуголодную жизнь. Обеспеченных семей было мало, почти все жили одинаково бедно.


Близость пекарни, «Гастронома», рынка и чайной была для нас серьезным испытанием. На улице постоянно стоял запах свежеиспеченного хлеба. А в «Гастрономе» - разнообразные продукты (без карточек, но не по карману) и опять раздражающие ароматы. У чайной, она находилась в полуподвале дома №143 (Первомайская, 5) между четвертым и пятым подъездами, - запахи борща, супов, котлет, отварной и жареной колбасы.


Когда в середине 30-х годов строители сдали 143-й дом, в этом полуподвале открыли магазин «Комсомолец», затем там была столовая.


На рынке - пирожки с повидлом, конфеты «петушок на палочке», морс на сахарине (заменитель сахара), вареный сахар и другая вкуснятина. Иногда с рук продавали аппетитный ржаной хлеб с выпеченным номером на буханке - это из пекарни лагеря военнопленных.


У «Гастронома» и «Бакалеи» (дом №176, Пионерская, 14) продавали мороженое. Самое «ходовое» - эскимо на палочке без шоколада «Мишка на севере» - стоило 80 копеек, а в шоколаде - 1 рубль 10 копеек (цены после денежной реформы 1947 года).


Одеты мы были, как правило, во всё темное. Зимой телогрейка или перешитая по росту шинель, пальто из бобрика (был такой прочный материал), шапки-ушанки, чаще солдатские, кубанки и кожаные лётные шлемы. На ногах «стеганки», сшитые из телогреек, с галошами, валенки, солдатские сапоги и ботинки. Спортивные костюмы из байки и фланели.


Летом -сатиновые шаровары, футболки, майки и белые матерчатые тапочки, которые мы чистили зубным порошком. Модными считались вельветовые курточки с карманами на молнии. Нередко дети и даже взрослые в теплое время ходили босиком. Однако в школу, в кино и на завод босых не пускали.


До сентября 1948 года средняя школа №1 находилась на третьем этаже ремесленного училища (ГПТУ №4). Учебников и тетрадей не хватало. Выдавали один учебник на несколько человек, тетради сшивали из упаковочной бумаги, иногда из газет. Вместо портфелей - сумки от противогазов. Командирские кожаные сумки и планшетки считались шиком. Кажется удивительным, как в этих условиях многие из нас после школы поступили в техникумы и вузы.




Новое здание школы №1. Начало 50-х. Фото из архива семьи Илюхиных.


Свободное время у ребят было очень насыщенным. В футбол играли практически круглый год. Игры шли или во дворе нашего дома, или около ремесленного училища. Матчи с другими дворовыми командами проводили в Детском городке. Один раз в году встречались с командой деревни Марьино. Добирались туда пешком через плотину и лес. Играли больше босиком, берегли обувь. Мячи шили сами из тряпья, кожаные мячи появились значительно позже.


«Звездами» дворового футбола были Семен Дадашев, Юрий Воронин и Владимир Муханов. Он стал известным футболистом, играл за первую команду КМЗ, а затем в командах мастеров.





Зоркий - обладатель Кубка области. Третий справа - Юрий Воронин. 1967г.


В хоккей за команду мастеров клуба «Зоркий» выступал Юрий. Нашим бессменным капитаном и вратарем был Владимир Титов. Он ещё гонял на мотоцикле, правда, больше его ремонтировал, чем ездил. У него была заметна тяга к технике, про таких говорят: золотые руки. Позже он стал квалифицированным слесарем, долгое время работал в опытном цехе КМЗ.


Летом мы много времени проводили на плотине. Песчаный пляж, бассейн с водными дорожками и вышкой для прыжков в воду. В конце сороковых открылась лодочная станция, но только денег, чтобы взять лодку, мы не имели..


После окончания учебного года пешком ходили в Архангельское. Дворец, парк, экспонаты музея сильно нас впечатляли.


Весной и летом во дворе, у подъездов процветала игра на деньги -«пристенок» и «расшибец». Играли подростки, иногда и взрослые. На кирпичных "стенах, наверное, и сейчас сохранились следы от ударов монет.


На выигранные деньги обычно покупали семечки и морс на рынке, а в складчину - ириски и недорогие конфеты «Кавказские» (в шоколаде с соевой начинкой и без обертки). Были у нас и другие игры - «чижик», «жостка», «ножички», мы катались на самодельных самокатах, делали луки и стрелы, «гоняли» колесо.


Теперь подробнее о некоторых играх. «Пристенок» - игра для двоих.




Игра в "пристенок". Начало 40-х.


Первый ударял краем монеты о стенку. Второй должен был своей монетой ударить таким образом, чтобы она упала как можно ближе к первой монете, и если он пальцами дотягивался до этих монет, они становились его.


«Расшибец» - здесь число игроков не ограничивалось. На земле проводилась черта, на которую ставилась стопка монет, «решкой» наверх. Договаривались, по сколько копеек ставит каждый. После этого метров с четырех по очереди бросали «чугунку» (небольшой металлический осколок овальной формы) за черту с монетами, и на земле делалась отметка от удара. Чья отметка была ближе к черте или кто попадал в стопку, первым разбивал ее. Ударом «чугунки» по стопке монет нужно было перевернуть их «орлом» наверх. Перевернувшиеся монеты были его выигрышем. Следующий делал тоже самое с оставшимися монетами.


«Жостка» или «зостка» - это когда к кроличьему хвосту или пушистому кусочку меха пришивался двойной кожаный кружок с грузом внутри, размером с трехкопеечную монету. Соревновались - кто больше раз подбросит «жостку» внутренней частью стопы, не давая ей опуститься на землю.


На чердаке у нас был штаб, там у слухового окна развевался флаг. Однажды в дождливую погоду в штабе собралось много ребят, и потолок затрещал. После этого домоуправ наш штаб ликвидировал.


Весной мы отправлялись- на Пенягинскую гору (напротив ЦКБ завода] жечь старую траву. Оттуда нас гоняли пожарные, но мы приходили снова.


Зимой все были с санками, лыжами и коньками. На санках и рулетках (деревянный щит на трех коньках) катались с горы от рынка через Лесную улицу к лесу. Лыжи и коньки крепились к валенкам. Особого умения требовало крепление коньков: плелась сетка из тонких ремешков или веревки. На катке стадиона собиралось много народу разного возраста.


Катались мы на коньках и на городских дорогах, цепляясь за автомашины. Один из ребят набрасывал на борт грузовика металлический крюк с длинной веревкой, за которую хватались остальные. Заметив мальчишек, шофер останавливал машину и пытался кого-нибудь догнать. Если это ему удавалось, то срезал коньки или забирал шапку. А из-за шапки дома были большие неприятности. Конечно, это было рискованное катание, но для нас такое лихачество являлось одной из форм самоутверждения.


После войны ещё не было телевидения (первые телевизоры появились в Красногорске в конце 40-х), радиоприемник считался невероятной роскошью. Поэтому важнейшее место в нашей жизни занимал клуб КМЗ, который тогда назывался Зимним клубом.


Там ежедневно кроме понедельника «крутили» кино, было не менее трех вечерних сеансов, а в воскресенье два дневных для детей. Самый дешевый взрослый билет после денежной реформы 1947 года стоил три рубля, детский - рубль. Ребята старались получить в клубе какую-нибудь работу за контрамарку на один сеанс. Убирали снег, разносили по городу фанерные щиты с афишами, поливали цветы в парке. Нам везло: директор клуба Глеб Владимирович Кузнецов жил в нашем доме, и завхоз клуба Леонтий Иванович Коваленко - тоже. Они знали многих из нас и редко отказывали в работе. И если на первый сеанс, который начинался в 17 часов, билетов было продано мало, нас пропускали бесплатно.


С большим интересом мы смотрели новые фильмы, вышедшие после войны: «Золушка», «Здравствуй, Москва», «Команда с нашей улицы», «Центр нападения», «В дальнем плаванье» и другие. Тогда же впервые мы увидели зарубежное кино, которое рассказывало о жизни, нам не известной. Это были трофейные фильмы, взятые у немцев, в большей части американские и снятые ещё до войны - «Судьба солдата в Америке», «Индийская гробница», «Маленькая мама», «Дама с камелиями» и другие.


Особый восторг у ребят вызывал «Тарзан». Этот фильм смотрели по несколько раз, научились кричать как Тарзан, качались на веревках, лазили в лесу по деревьям.


На многие фильмы очередь за билетами занимали с утра. В кино ходили семьями и квартирами. Организовывались и коллективные походы в кино цехов и отделов КМЗ, городских организаций и учреждений.


В 60-е годы по работе я был связан с Домом культуры завода, и с Глебом Владимировичем у меня были добрые отношения. В рабочий день директора входил и длинный рабочий вечер. У меня сложилось впечатление, что ему нравился этот напряженный ритм. Окружающие видели его отеческое отношение к сотрудникам клуба, участникам художественной самодеятельности и, прежде всего, к солистам. Он был человеком на своём месте, авторитетным на заводе и в городе. Думаю, именно за преданность делу ему в числе первых в городе было присвоено звание «Заслуженного работника культуры РСФСР».


На концерты художественной самодеятельности, спектакли драмкружка вход был свободным, и мы этим пользовались. Нас тянуло в клуб. Трое из нашей дворовой компании, уже работая на заводе, стали самодеятельными артистами. Братья Поветкины, Владимир и Михаил, долгие годы танцевали в ансамбле «Русская сторонка», которым руководила Галина Николаевна Плотникова. А Владимир Шибряев играл в эстрадном оркестре, созданном Николаем Ивановичем Фирсовым (впоследствии - директор Дома
культуры).


Находилось у нас время и для радио. Очень нравились вечерние радиоспектакли и литературные передачи. Помню, с каким интересом мы слушали чтение глав из «Молодой гвардии», «Это было под Ровно», «В
крымском подполье».


Когда ребята учились в младших классах, они коллекционировали фантики (обертки от конфет). Таких конфет мы никогда не ели, но ассортимент изделий кондитерских фабрик знали неплохо. В этом нам помогал «Гастроном». Повзрослев, мы собирали почтовые марки, открытки с изображением популярных артистов и фотографии футбольных команд.
Мы были бедны, неважно одеты, редко сыты. Но нас радовало окончание войны, мы верили, что жизнь наладится.


Позже большинство из нас пришло на КМЗ, ведь вся наша жизнь была связана с заводом. У одних там работали родители, у других - соседи по квартире. Из разговоров старших мы знали многое не только о делах на заводе, но и в отдельных цехах. По утрам нас будил заводской гудок, который отключили примерно в 1949 году.


Работа на заводе в те годы считалась престижной. Мои родители, все близкие и дальние родственники, всего 16 человек, давно работали там. В 1958 году, после армии, я пришел в опытный цех КМЗ, привязанность к которому чувствую по сей день.


На заводе трудились многие мои товарищи из нашего дома, друзья по школе и спорту. Став взрослыми, мы не утратили этой дружбы, так как были вместе и на работе, и после смены. Своих сверстников, с которыми прошли детство и юность, я помню всю жизнь.


Лев Веселовский
Красногорье 2001

Советская,2. 2010 год. Фото Олега Грачева.