Просто по-человечески, — было страшно выступать с такой речью?

Волновался ужасно. Президента видел первый раз в жизни — не по телевизору, а вот так — рядом.

Решил сказать, что в сфере сохранения памятников истории и культуры мало что меняется, несмотря на наши усилия по их защите. Было предчувствие: если промолчу, просто уйду с премией, вообще ничего не изменится — снова пикеты, иски, суды…

Я и в Ново-Огарево, на награждение, пришел чуть ли не с баррикад: накануне активисты устроили пикет против очередной вырубки в «Архангельском», уже признанной судом незаконной…

Это просто какая-то безысходность — доказывать очевидные всем вещи: нельзя вырубать деревья в охранных зонах, нельзя строить поселок рядом с театром Гонзага, нельзя осваивать природный заповедник Лохин остров…

И кому доказывать? Людям, которые называют себя меценатами. Но что это за меценатство, если музей годами не может нормально жить и развиваться, а вынужден вести изнурительную борьбу за землю? На мой взгляд, когда ситуация заходит в тупик, напрашивается политическое решение.

Все СМИ писали, что на следующий день президент пригласил для беседы главу ГК «Ренова» Виктора Вексельберга, чьи структуры арендовали в «Архангельском» более 40 гектаров парка. И что, теперь земли вернутся музею?

Президент дал ряд поручений Минкультуры и другим ведомствам разобраться в ситуации, чтобы сохранить Архангельское в первозданном виде и так, как считают нужным это сделать специалисты.

Состоялось совещание в Минкультуры России и выезд в «Архангельское» врио губернатора Подмосковья Воробьева. Уже можно говорить, что определенное позитивное движение есть.

Министерство обороны отказалось от строительства Дома приемов в «Архангельском», чего мы добивались около года. Минкультуры Московской области озвучило однозначную позицию по сохранению целостности «Архангельского». Пересмотра границ и сокращения территории усадьбы в десять раз, как предполагалось по проекту, подготовленному заинтересованными застройщиками, не будет.

В течение двух месяцев границы обозначат точными координатами строго в соответствии с постановлением правительства Московской области от 30 мая 2001 года и внесут в государственный кадастр недвижимости.

Прежней остается позиция общественности: уникальные Горятинская и Аполлонова рощи, ранее оформленные в долгосрочную аренду структурами «Реновы», целиком расположены внутри памятника и по закону должны быть возвращены музею.

Можно только порадоваться, что в «Архангельском» наконец-то заканчивается многолетняя «мыльная опера». Но застройка идет повсюду. У «инвесторов» и чиновников, давших добро на освоение исторических территорий, ответ, как правило, один: земля зарастает, памятники рушатся, а мы сделаем народу «как лучше». Они действительно верят в то, что говорят?

Они на этом спекулируют.

Сейчас уже невозможно убедить людей, в том числе молодых, что частная дача в Аполлоновой роще для них важнее, чем старинный театр, а высотный дом под боком Ново-Иерусалимского монастыря предпочтительнее, чем сам монастырь. Общественность объединяется, идет активное сопротивление этой демагогии.

 Но если для одних важно сохранить землю предков, как культурно-историческое наследие, то для наших оппонентов земля «с историей» — просто коммерческий актив.


Рыночная цена сотки вблизи памятника в ближнем Подмосковье — до 100 000 долларов и возрастает в разы, если застроить ее гипермаркетами или жильем на продажу. От такого бизнеса трудно отказаться. Поэтому в ход идет все — от уверений коммерсантов, зашедших в заповедник с бульдозером, что они «за родину», до исков в суды, где они всеми правдами и неправдами отстаивают захваченные у музеев гектары.

Среди бизнесменов-застройщиков вряд ли есть люди, не знакомые с законодательством в сфере охраны культурного наследия. Все всё знают и больше того — строго соблюдают правила. Но не дома, а в Европе, где многие из них также имеют и старинные здания, и нуждающиеся в реставрации поместья. У меня появляются сомнения, что при таких стандартах их беспокоит будущее своей страны.

Да и в обществе возникает разочарование: простые люди готовы защищать культурное достояние, но когда ты из года в год видишь, что это безрезультатно, пропадает желание вообще что-либо делать и исчезает вера в возможность положительных изменений в стране.

Как раз для повышения патриотического градуса в обществе и популяризации отечественной истории в Домодедовском районе Московской области собираются построить историко-развлекательный комплекс «Россия». По итогам конкурса, проводимого Русским географическим обществом, на площади в тысячу гектаров предполагается воссоздать в миниатюре самые значимые памятники. Участвует ли Общество охраны памятников в этом проекте?

В принципе, развлекательные парки тоже нужны…

Но трудно представить, что муляж Кремля или Бородинского поля размером в 20 квадратных метров для туристов окажется привлекательнее оригиналов.

В Московской области 6,5 тысячи памятников истории и культуры: родовые имения, уникальные исторические города, древние храмы и музеи мирового уровня. Состояние большинства памятников удручающее, у государства нет средств не то что на реставрацию — на подпорку стены заваливающегося объекта.

Непонятно, зачем «открывать Россию заново», как призывают организаторы проекта, если у нас есть прекрасное старое и его надо незамедлительно спасать.

По предварительным расчетам, проект обойдется в миллиарды рублей. На эти деньги можно было бы отреставрировать множество уникальных памятников или хотя бы остановить их дальнейшее разрушение.

В том же Домодедовском районе, по соседству с будущим парком, на глазах разваливается усадьба Ляхово. Многим она знакома по фильму «Формула любви» и во время съемок была в нормальном состоянии. Но за последние годы в доме не ..осталось ни окон, ни дверей, разбиты камины, печи, флигель разобрали на кирпичи, парк вокруг застраивается. И это памятник федерального значения! Скоро Ляхово можно будет вносить в список утрат. Который, к слову, уже переполнен — Россия теряет по несколько сотен памятников в год.

Что реально может сделать общественность? Стоять в пикетах?

В деле сохранения культурного наследия мы готовы сотрудничать с государством в любых формах. Но должна быть ответная заинтересованность. Далеко не всегда она есть.

Вот примеры: недобросовестные пользователи годами не выполняют охранные обязательства, привели памятник в негодное состояние. Все это видят — Минкультуры, прокуратура, иногда на нарушителя даже накладывается штраф, но вернуть объект государству и передать лицам, заинтересованным в его восстановлении, не хватает духу.

Во-первых, хлопотно, во-вторых, в пользователях уважаемые люди — допустим, Академия наук или ФСБ, которых «нельзя обижать». А усадьбу Пущино или усадьбу Семеновское-Отрада, получается, обижать можно?

Другой пример. Когда речь заходит о перезревшей уже проблеме с документальным оформлением памятников, власти традиционно ссылаются на отсутствие средств, но, по сути, годами не хотят заниматься рутинной работой по инвентаризации объектов, постановке их на учет, определению границ и предметов охраны. А что такое неоформленный памятник? Это бесхозный объект, который рано или поздно либо «прихватят», либо он сам превратится в руины. Так происходит и с усадьбами Подмосковья, и с многочисленными сельскими храмами.

Можно, конечно, предаваться иллюзиям, что когда-нибудь найдутся добросовестные инвесторы, все сохранят и отреставрируют. Мы предлагаем не ждать, а консервировать наиболее значимые объекты. Есть добровольческие отряды, можно привлечь волонтеров, которые почистят территорию, отремонтируют крыши, в конце концов, таблички повесят: что это за объект, когда и кем построен, кто здесь жил и кто бывал. На большинстве памятников нет даже этой информации. Бюджетных денег на консервацию надо совсем немного. Но пока инициатива ВООПИиК и других общественных организаций не находит поддержки властей.

Откуда у тебя такой интерес к культурному наследию? Воевать за памятники, ходить по судам и наживать врагов ради того, чтобы сохранить исторический ландшафт или старый дом, не каждый сможет. И не каждый понимает, зачем это нужно. Тебе повезло с родителями?

С родителями, конечно, повезло, хотя семья у нас самая обыкновенная: отец — военный переводчик, служил в Афганистане, мама — экономист. Не могу сказать, что они как-то проявляли себя в той сфере, которой я сейчас занимаюсь. Скорее, передали какие-то важные человеческие качества. В семье никогда не было культа денег, о них не говорили и довольствовались тем, что есть. Мама была со мной в Ново-Огарево на вручении премии. Волновалась, наверное, но сказала, что с моим выступлением полностью солидарна.

Интерес к истории, возможно, от бабушки. Я вырос в Архангельском, знал там буквально каждое дерево, хотя сам дворец закрыли на реставрацию еще до моего рождения. Вот так, наверное, чувство сопричастности к прошлому и возникает. Потом, когда усадьбу стали распродавать, стал ее защищать в судах — как юрист, и в кабинетах чиновников — просто как обычный житель. Думаю, что этот выбор — на всю жизнь.

Денежный эквивалент президентской премии — 2, 5 миллиона рублей. На что ты потратишь эту серьезную сумму? Только не говори, что на охрану культурного наследия.

Соседов: А я и не скажу…

Культура
Людмила Бутузова